Интервью о премьере «Казаки в Париже» газете «Первый номер»

Хореографический спектакль «Казаки в Париже» (18+) театр танца «Казаки России» представит 17 и 18 ноября на сцене театра драмы имени Толстого. Это уже третий большой хореографический спектакль. В отличие от «Донской легенды» и «Пугачёва» в «Казаках в Париже» в основе не классическое произведение, а эпизоды из мемуаров очевидцев, не строгая канва событий, а мозаика событий и ситуаций. Но, как и в «Пугачёве», большая смысловая нагрузка идёт на видеодекорации, которые будут создаваться в формате 3D-проекций, музыку и современную хореографию. О столкновении двух культур, тайных смыслах и о звуках, на котрые нужно обратить особое внимание, в интервью «Первому номеру» рассказали главный режиссёр и хореограф спектакля Екатерина Милованова и композитор лауреат премии «Ника» Алексей Сергунин.

— Екатерина, почему именно в Париже? Для чего переносите действие за границу?

— Во-первых, вхождение русских войск весной 1814 года в столицу Франции — это историческое событие. Правда, современные французы считают, что казаки в Париж не заходили.

У меня подруга живёт во Франции. Её муж-режиссёр вполне серьёзно утверждает, что Наполеон завоевал мир и победил Россию. Так что и французов приглашаю посмотреть «Казаков в Париже» (смеётся). Но, конечно же, для меня важнее другое — столкновение двух культур: французской, в значении европейской, и русской. Поэтому я не стала делать эту историю эпической, показывать батальные сцены. Мы решили чисто внешне сделать лёгкую постановку, а на каркас истории насадить наши традиции и быт, показать, как происходит взаимная трансформация, проникновение. Например, будет сцена в бане. Вода — это символ очищения. У нас даже вёдра, в которых несут воду из Сены, будут звучать, как колокола. Этакое взаимное очищение и крещение.

— И каков сюжет?

— Сюжета как такового нет. Он состоит из нескольких взаимопроникающих историй-сцен. Казак встречает в трактире ветреную французскую девушку. Молодые люди влюбляются друг в друга. У парижанки есть ухажёр. С одной стороны, классический любовный треугольник. Но эта ситуация как нельзя лучше показывает, насколько мы разные. У француза все эмоции внутри, у казака — всё наружу. Есть сцена, когда француз подходит к казаку поговорить: вы-де приударили за моей дамой, пройдёмте, я вас ударю. Казак отвечает: да я тебе прям сейчас в глаз дам без лишних разговоров. Мы действительно очень разные. Французы зажаты в рамки. Мы широкие. У нас страна, посмотрите, какая большая, мы по-другому и не можем. Эта широта в нас плещется, и её никуда не денешь и ничем не зажмёшь. Ходить по струнке — это не наш путь. Например, сцена в трактире: французы очень много пьют, но так, втихушечку, а заходит казак — и сразу понятно, это русский: мощная энергетика, совершенно иная, размашистая пластика. Да, мы пьём. Но этого не стесняемся, в отличие от тех же французов. Выпили всего рюмку, а миф вокруг нас, что самая пьющая нация. Просто мы гуляем широко. Поэтому у меня казаки — это мощная сила, этакая крыша мира. Они не просто вошли в Париж, они телепортировались туда, проявились в нём. Сначала энергетически заняли пространство, а потом воплотились в Париже через его женщин. Такая несколько эзотерическая история.

— Такая история требует ведь и нестандартного хореографического подхода.

— Да, будет другая хореография. Она будет сложнее и свободнее. Если бы было можно, я бы ещё больше выскочила за рамки. Но есть рамки тела артистов, которые заточены на народную хореографию. Им, конечно, в некоторые моменты тяжело со мной. Но спасибо артистам, что они мне доверяют и делают то, что никогда ещё до этого не делали. Наверное, кто-то скажет: я пришёл посмотреть, как казаки «Калинку-малинку» в Париже исполняли, но «Калинки-малинки» не будет.

— А что будет? Вы говорите, история лёгкая, а смыслы-то в ней большие, которые ещё осознать зрителю нужно.

— Но ведь мы русские — мы непростые ребята. В «Пугачёве» было больше трагедии. Но чем наша жизнь тяжелее, тем больше мы смеёмся. А сейчас всем непросто, но жить надо, и не просто жить, а со смыслом. В «Казаках в Париже» будет много символики. Например, шарманщик, который, как Бог, как Око, наблюдает за людьми и который потихоньку наматывает плёнку жизни на валик шарманки, валик истории. И в конце эти плёнки будут сыпаться на сцену, и мы начнём раскручивать нити судеб. Это как дыхание жизни. Мы даже с композитором Алексеем Сергуниным записали его и моё дыхание: женское и мужское. Именно с дыхания начинается первая картина.

— Алексей, теперь серия вопросов к вам. Как и какую музыку вы пишете для «Казаков в Париже»?

— Мы работаем в близком сотрудничестве с Екатериной. Наша работа напоминает модель общения композитора и кинорежиссёра и даёт любопытный результат. Например, присутствие народных тем, замаскированных под саундтреки, сцены, выстроенные на одном лишь дыхании и звуках вёдер, или хор на французском языке, имитирующий шум сплетен.

Это хореографический спектакль-калейдоскоп, где не существует сюжета в привычном смысле. Или можно сказать так: сюжет существует, но он настолько прост, что не воспринимается как сюжет, поэтому его как бы и нет. Я нахожу в данном случае это прекрасным решением, учитывая, что взаимодействие крупных культурных пластов невероятно похоже на общение между собой двух огромных амёб, скажем. Какой тут сюжет? Скорее обмен энергией, информацией.

Зрители услышат множество запоминающихся тем, подчас довольно ироничныхи не без заигрывания с хитами. Тот же реверанс в сторону группы «Ленинград». Точное заимствование стиля без цитирования мотивов — эдакий провокационный способ поговорить со зрителем.

— Екатерина говорила, что кроме хореографического будет и музыкальный эксперимент…

— Мне удалось создать занимательную палитру и синтезировать новые звуки, играющие роль саунд-макияжа, сочинить ряд хоровых сцен, которые превосходно исполняет коллектив «Казаков России». Ещё будут звуки дыхания, речи, естественных шумов, струнных, ударных, бытовых предметов и медных духовых — в общем, 6—7 базовых и сотни их вариаций.

— Вы часто приезжаете в Липецк, присутствуете на репетициях. Видите, как звучит музыка на сцене, и что-то дорабатываете в процессе?

— Доработка частенько сопровождает меня вплоть до дня премьеры. На репетиции в зале возникает одно ощущение, в рабочем кабинете — совершенно другое. Зачастую на сцене я вижу иное прочтение моей музыки хореографом. Ведь я всегда представляю себе движения, сочиняя для танцоров. И когда я вижу, как соединяются музыка и хореография в реальности, это может совпадать или конфликтовать с моим видением. Но конфликт всегда прекрасен и полезен. Он способен разбудить фантазию и помочь отыскать новые решения.

— Екатерина, пока мы беседовали, вам прислали эскизы костюмов. Реально — джинсы?

— Жизнь меняется. Сейчас же не увидишь казаков на улице в форме столетней давности. Поэтому и «Казаки России» должны меняться. Да, будут водолазки и джинсы, а сверху традиционная казачья одежда. Я хочу, чтобы зритель забыл, что перед ним «Казаки России». Я хочу разрушить штампы. Почему «Казаков России» нужно воспринимать как определённый штамп? Мы не можем быть одинаковыми персонажами каждый раз, тогда точно Станиславский проснётся и возмутится. Зрителю не должно быть всё время весело. Зритель должен думать — работать во время спектакля. Он может соглашаться или не соглашаться со мной, но он должен быть задействован в процессе.

Хореографический спектакль «Казаки в Париже» станет, возможно, самой яркой и интересной премьерой этой осени. «Первый номер» предлагает своим читателям поделиться впечатлениями — самые интересные рецензии будут опубликованы в газете. Наш адрес: gazeta1n@yandex.ru.

Беседовала Наталья Горяйнова
Фото: Вероника Воронина